13. Последнее слово

Поділитися:

Игорь Знаменский, “Моя исповедь” (книга)

 


 

Начало здесь:

 

Предисловие

1. Об убийствах вообще и о конкретных убийствах

2. Об убийстве моего отца

3. О том, как я понял, кто убийца моего отца

4. О том, как я пришел к решению рассчитаться с убийцей

5. О том, как я рассчитался с убийцей моего отца

6. Арест

7. Тюрьма

8. О тех, кто остался на свободе

9. Свидетели защиты

10. Лжесвидетели

11. В ожидании суда

12. Суд

 


 

Издавна подсудимым предоставлялось последнее слово… Для того, чтобы они могли использовать свою – может быть последнюю – возможность донести все то, что хотели бы донести, своим близким, своим друзьям, своим врагам, судьям и близким своих жертв…

 

Быть может, изначально право на последнее слово предоставлялось в виде последней милости лишь осужденным на смертную казнь, но потом распространилось на всех подсудимых.

 

Я уже говорил в самом начале, что главной задачей этой книги-исповеди и даже, если хотите, моей мечтой является лишь одно: чтобы меня услышало и поняло как можно большее количество людей… Услышало и поняло!… А согласится ли со мной каждый конкретный человек – этого я не знаю. Прошу только помнить, что осужденные по моей статье – это не прокаженные, это просто люди, попавшие в определенные (если хотите – роковые!) обстоятельства. Я хочу быть услышанным всеми теми, которые когда-либо узнают о моем отце, о его убийце и о том, как я рассчитался с убийцей моего отца… И еще – я хотел бы сказать самые главные слова Человеку, который меня уже никогда не услышит, но я не могу не сказать ему этих слов.

 

Я не хотел бы, чтобы люди узнавали обо всем случившемся из недобросовестных или несведущих источников. Именно поэтому я и принял решение сам рассказать обо всем, поэтому же я и воспользуюсь своим правом на последнее слово.

 

Есть пословица, которую в последние годы я все чаще вспоминал в своей жизни: «Надейся на лучшее, но будь готов к худшему». То ли это – все подтверждающий жизненный опыт, то ли это – все ухудшающаяся с каждым годом жизнь, а может, и то, и другое одновременно. Тем более, эта пословица стала для меня злободневной после моего ареста. Разумеется, я надеюсь на лучшее, иначе не смог бы жить… Но вместе с тем я готов к худшему… И, говоря это «последнее слово», я буду говорить так, как будто я уже ничего в своей жизни больше не скажу… Это будут самые искренние и самые важные слова моей жизни.

 

Прежде всего, я хотел бы обратиться к своей маме… Сказать ей, что я ее бесконечно люблю, и попросить у нее прощение за все те испытания и страдания, на которые ее обрек. Но у меня не было иного выхода… Иначе я бы сейчас находился не в тюрьме, а рядом с папой на Байковом кладбище, а через очень небольшое время там бы была бы и третья могила – моей мамы, которая просто бы не выдержала того, что мы там, а она здесь… При этом убийца оставался бы безнаказанным.

 

Вот почему я говорю, что у меня не было другого выхода. И при всей трагичности нынешнего – первого варианта, – второй вариант был бы неизмеримо страшнее. И, зная себя, я могу говорить со стопроцентной точностью: никакого третьего варианта у меня не было.

 

Затем я бы обратился к Люде, любимой девушке, которая, несмотря на запрет ее церкви встречаться со мной, когда в нашей семье случилась вторая за семь месяцев беда, и меня арестовали, не отказалась от меня и по мере своих сил и возможностей помогает моей маме и мне. Я искренне ей за это благодарен. И если мне будет суждено выйти когда-то из тюрьмы, то до конца моей жизни все проблемы Люды и ее семьи – будут моими проблемами… Я точно так же не оставлю ее, как она не оставила меня и мою маму.

 

Слова самой искренней благодарности я хотел бы сказать своим родным: племяннику, моей сестре и ее мужу, которые и морально, и материально, и профессионально (юридически) помогали мне и моей маме. И мне будет жаль, если мне не придется выйти из тюрьмы, еще и потому, что в таком случае я не смогу ответить им тем же… Что ж – это для меня еще один стимул выйти из тюрьмы! За это им отдельная благодарность.

 

Хотел бы я сказать спасибо и всем тем людям, которые по своей инициативе, или по нашей просьбе приняли решение выступить на суде против убийцы моего отца, а это значит – в защиту памяти отца… И в мою защиту… Я не забуду этих людей… И если им когда-либо потребуется моя помощь, и я буду физически в состоянии ее оказать, я сделаю это, не задумываясь.

 

Обращаясь ко всем людям, которые знали, любили и ценили моего отца, я хочу сказать следующее: убийство моего отца не осталось безнаказанным, его убийца больше не ходит по земле. Я сделал то, что многие, может быть, хотели, но физически не смогли или морально не решились сделать.

 

Что же до моих друзей, коллег и просто хороших знакомых, то уверен, что по крайней мере многие из них меня поймут. А большего мне от них и не надо.

 

Ну, а если говорить о тех коллегах, друзьях и знакомых, которые либо не поняли вынужденность совершенного мною поступка, либо поняли, но испугались, отвернулись, то как говорят верующие: «Бог вам судья».

 

Но вы не просто отказались от меня – вы предали память моего отца, поскольку в данной ситуации первое и второе неразрывно.

 

Когда я говорю о моих врагах, то их необходимо разделить на два вида: на естественных и искусственных. Естественные враги – это родные виновника смерти моего отца. Если бы они захотели услышать меня, то я бы сказал им, что я прекрасно понимаю их чувства по отношению к их убитому мужу и отцу, поскольку то же самое горе пережила наша семья семь месяцев назад. На примере моей мамы я знаю, что значит в одночасье потерять мужа…

 

На моем собственном примере и примере моей сестры я знаю, что значит в одночасье потерять отца… Знаю я и то, какую ненависть вы сейчас испытываете ко мне. Но тогда и вы должны понять мою ненависть к тому, кто лишил мою маму мужа, а меня с сестрой отца. Я не хотел принести горе вам. И если сможете, будьте объективны: я лишь ответил – я убил убийцу невиновного. Моя ненависть к нему неизмеримо правомернее, чем ваша ненависть ко мне.

 

Кроме того, вы хотя бы как-то можете утешить себя тем, что я получу тюремный срок и либо умру в тюрьме, либо выйду оттуда через много лет неизвестно с каким здоровьем, с каким шансом устроиться на работу и еще с целым рядом колоссальных проблем, о которых мне сейчас даже не хочется упоминать. Так что, хотя бы как-то, но вы можете этим утешиться. А вот мне после того, как ваш ныне «потерпевший» убил моего отца, утешиться вообще было нечем, ибо ваш муж и отец в отличие от меня не только не сел в тюрьму, но даже не был уволен с работы… То есть вообще он не был наказан никак!

 

Что же до моих искусственных врагов, т.е. тех, с кем лично у меня никогда не было никаких контактов и конфликтов (я говорю о всевозможных прикормленных «потерпевшего»), которые лжесвидетельствовали против меня и моей мамы, лгут и клевещут в отношении моего отца, то все они получат не то, на что так рассчитывали, а то, что заслужили. Уверен, сама жизнь их накажет.

 

Обращаясь к судьям, хочу сказать следующее. Жизнь «потерпевшего» можно было бы спасти, можно было бы спасти от сегодняшних переживаний его родных, спасти от тюрьмы меня, спасти от переживаний моих близких – все это можно было сделать… В трех случаях.

 

Во-первых, если бы подобно тому, как существует статья Уголовного Кодекса «Доведение до самоубийства», существовала бы и статья «Доведение до сердечного приступа со смертельным исходом», тогда бы убийца моего отца по этой статье сел бы в тюрьму, и мне не пришлось бы устраивать самосуд по отношению к нему… Во-вторых, если бы Управление культуры уволило бы с работы убийцу моего отца за то, что он своими незаконными и аморальными действиями довел до смерти человека, столько всего сделавшего для театра, – в этом случае я также не стал бы совершать самосуд над ним… Наконец, в- третьих, если бы виновник смерти моего отца искренне раскаялся в содеянном и добровольно ушел бы с занимаемой должности, – и в этом случае я также не стал бы вершить самосуд над ним.

 

Но, увы, ни один из этих случаев не стал возможным… И здесь я уже ничего не мог изменить… Я не мог ввести новую, столь необходимую статью в Уголовный кодекс. Я не мог издать приказ Управления культуры об увольнении с работы виновника смерти моего отца. Я не мог побудить убийцу моего отца искренне раскаяться в содеянном и уйти с занимаемой должности… Всего этого я не мог сделать физически, при всем своем безграничном желании. А те, кто это мог бы сделать, делать этого не пожелали.

 

Таким образом, я был поставлен перед выбором: или допустить, чтобы моя непрекращающаяся физическая боль в сердце завершилась бы моей неизбежной смертью и неизбежно следующей отсюда скорой смертью моей матери, или принять решение хоть как-то рассчитаться с убийцей моего отца. Разумеется, я выбрал второй вариант. Но при этом у меня не было конкретного понимания, как именно я с ним рассчитаюсь…

 

Да, я хотел посмотреть ему в глаза, сказать все, что я о нем думаю, в самых жестких выражениях, был готов и разбить ему физиономию, но при этом я не ставил себе целью именно убивать его. Учитывая то, в каком состоянии я находился, не удивительно, что я не помню, как именно происходила наша с ним встреча и почему она закончилась так, как закончилась. Сказал ли он мне что-то издевательское, оскорбил ли память моего отца, смеялся ли, угрожал ли мне?… Еще раз повторю – я был не в том состоянии, чтобы это помнить…

 

Но в любом случае — передо мной был убийца моего ни в чем неповинного отца. Пусть я и не ставил целью – убивать, но так получилось – он получил по заслугам.

 

Никто из хорошо знавших меня людей не то, что не верил, но даже не мог себе представить, как я вообще мог пойти на то, что совершил. Эти люди задавались закономерным вопросом – не обо мне, а о моем «потерпевшем»: это что ж такое он должен был сделать, это кем же он должен был быть, чтобы довести меня до такого поступка. Скажу очень кратко: при такой безнаказанности убийцы моего отца я просто не мог жить, причем не только морально, но и физически (из-за непрекращающейся физической боли в сердце).

 

И последний – и самый главный, кому я хотел бы сказать свое последнее слово – это Человек, который, увы, никогда меня уже не услышит… Этот Человек был со мной все те месяцы, когда я чувствовал, что не смогу жить, если не рассчитаюсь с виновником его смерти… Этот Человек был со мной в тот день, когда я шел отомстить за убийство. Он был со мной все те месяцы, что я провел в камере СИЗО, был со мной, когда я сидел в клетке для преступников в зале суда…

 

Этот Человек и сейчас со мной, когда я пишу эти строки, и будет со мной не зависимо от того, что мне еще предстоит пройти в моей жизни…Этот Человек всегда будет со мной пока я живу… Этот Человек – мой отец. И сказать я ему хотел только одно: наверное, при его жизни я не был достойным его сыном – иначе я помог бы ему в противостоянии с его убийцей.

 

И мой отец сейчас был бы жив… К сожалению, я раздавил змею уже после того, как она успела смертельно ужалить сердце моего отца. Не говоря уже о том, что я должен был успеть сказать ему те слова, которые я всегда чувствовал, которые я должен был ему сказать, которые он ждал и которых он так и не дождался… И поэтому так никогда и не узнает, как я его любил. И это та моя безграничная вина перед моим отцом, которую я не прощу себе сколько буду жить…

 

И это такая боль, в сравнении с которой все остальное – просто ничто…И поэтому моя жизнь, как бы она ни складывалась, уже никогда не будет нормальной…

 

Да, я не был достойным сыном своего отца при его жизни… Но я сделал все, что я мог, чтобы стать им хотя бы после его смерти. Иначе я просто не смог бы жить.