Современный уровень развития цивилизации и общественных процессов предусматривает высочайший уровень социальной активности граждан. Постоянное осуществление последними всего комплекса материальных и процессуальных возможностей и прав, включая право на представительство, органично уравновешивается обязанностями и обязательствами.

 

---

 

Мы практически постоянно находимся в непрекращающемся процессе реализации своих прав и интересов, вступая в те или иные гражданско-правовые отношения и реализуя те или иные права и обязанности.

 

Одни группы прав и обязанностей мы реализуем самостоятельно. А для других используется институт представительства и доверенности. Если несколько тысяч лет назад каждый индивидуум имел самодостаточные возможности реализовать свои права и исполнить обязательства самостоятельно (ибо их объем и диапазон был невелик и ограничивался уровнем развития общества), обладая необходимым уровнем знаний и опыта, то с развитием общества и расширением диапазона правореализуемых механизмов возникла потребность в специализации и поручении решения тех или иных вопросов лицам, обладающим более узким уровнем специализации и специфического опыта.

 

Представители (адвокаты, защитники, поверенные) не только на профессиональной основе реализуют отдельные элементы прав и обязанностей доверителя. Они иногда выполняют функцию органичного физического замещения доверителя, когда он по тем или иным причинам, даже владея достаточными профессиональными навыками не может принимать участие в разнообразных процессах, либо ограничен в возможности реализации действий физически.

 

Без такого института, как доверенность и представительство существование современной цивилизации и общества невозможно. Мы доверяем педагогам воспитывать своих детей, врачам – лечить себя, государству в лице чиновников – управлять обществом… Вряд ли существует какой институт права, более универсальный и «академичный», нежели право на представительство.

 

Нас будет сегодня интересовать доверенность, как таковая, в «классическом» понимании этого термина, то есть письменное, документально фиксируемое полномочие на представительство интересов одного лица другим лицом перед третьим лицом (лицами).

 

Традиционно, доверенность удостоверяется нотариусом (которые, собственно говоря, и существуют для подобных целей).

 

Но в некоторых случаях для удостоверения доверенностей и документов, приравненных к ним, законом определены иные компетентные должностные лица, органы и учреждения, и законодатель это предусмотрел опять же, исходя из здравого смысла и удобства гражданского оборота, его непрекращаемости, гарантий соблюдения прав и интересов не только непосредственных участников правоотношений, но и третьих лиц, органично участвующих в правоотношениях.

 

Например, в украинские национальное законодательство из советского перекочевала норма Гражданского кодекса о том, что в условиях, когда лицо содержится в следственном изоляторе или месте заключения, где доступ нотариусов как бы ограничен, то право удостоверять доверенности заключенных имеет начальник заведения. Подобная норма, кстати, органически существует практически во всех правовых системах мира.

 

Но, украинские реалии несколько отличаются от мировых тенденций и принципов в худшую сторону. Правительство Украины, принимая постановление процессуального характера о технических (процедурных) механизмах реализации Гражданского кодекса в части выдачи (удостоверения) доверенностей начальниками СИЗО, решило «поэкспериментировать» на предмет «держать и не пущать», введя новацию, которой ограничило возможности действия начальников учреждений пенитенциарной службы удостоверять доверенности волей и желанием органов и должностных лиц, в производстве которых находится дело, по которому «проходит» доверитель.

 

Без воли (зависящей от настроения «левой пятки») следователя подследственный (в дальнейшем – подсудимый) лишен права как на доступ к нему нотариуса (разрешение на свидание дает следователь), так и на удостоверение доверенности непосредственно начальником пенитенциарного учреждения.

 

Ни для кого не секрет, что основной задачей предварительного заключения в Украине является не способ отстранения подсудимого от влияния на следствие (суд) и на доказательную базу (для чего существуют масса иных способов, доказывающих свою успешность и эффективность), а необходимость «сломать» подследственного, многие из которых, будучи вырваны из привычной среды и системы взаимосвязей, теряются и совершают поступки и действия, противоречащие здравому смыслы и соображениям безопасности (например, признают несуществующую вину и начинают «сотрудничество» со следствием).

 

В последнее время, благодаря нормотворческим исканиям Кабмина, следствие получило еще один огромный «бонус»: вырванный в результате помещения в СИЗО из привычного оборота человек лишался не только права на свободное передвижение, общение с семьей, лечение, реализацию своих интеллектуальных потребностей. Подследственный, не имея возможности реализовать и защитить свои гражданские права лично – терял также возможность делегировать полномочия третьему лицу и потому лишался вообще каких либо гражданских прав и свобод.

 

Следует разграничивать понятие «защитник» и «представитель». Если худо-бедно защитника, который действовал и действует сугубо в пределах уголовного процесса процессуальные документы как бы обязывали предоставить подследственному, то что касается представителя – здесь уголовный процесс хранил загадочно-хамское молчание, развитое до пределов родным Правительством.

 

Возникла парадоксальная ситуация: если уголовное дело находится на стадии досудебного (судебного) следствия и судьба подследственного (подсудимого) еще не решена, то в гражданских правах он поражен полностью. Если же обвинительный приговор вступал в законную силу – ограничительная мера Кабмина о необходимости получения воли следователя (суда) на удостоверение доверенности прекращалась и гражданские права осужденного восстанавливались. То есть, человек, вина которого доказана и который осужден – имеет больше прав и возможности их реализовать, нежели тот, в отношении которого существует лишь процессуальное подозрение или обвинение в совершении преступления.

 

Подобный «перекос», очевидно, не было случайным или непреднамеренным.

 

Представьте ситуацию, когда достаточно социализированного, обеспеченного, влиятельного человека обвиняют, например, в абсолютно бредовом и недоказуемом преступлении, помещают в СИЗО на момент расследования и держат в «подвешенном состоянии» несколько месяцев, «типа» расследуя дело.

 

Защитники оббивают пороги инстанций, подследственный не проводит ни дня без жалобы.

 

Но ни защитники ни подследственный не имеют реальной процессуальной возможности осуществить представительство в обычном, административном или хозяйственном (не говоря уже о «модных» международных) суде.

 

При этом подследственный может нуждаться в десятках видов представительства: вступать в наследство, участвовать в корпоративных спорах с соучредителем-компаньоном предприятия, разводится с женой (мужем) и делить совместно имущество, взыскивать долг (по которому заканчивается срок исковой давности либо должник активно собирается исчезнуть за границу), возражать против взыскания долга (продемонстрировать расписку или иной документ, подтверждающий уплату долга и нивелировать требования истца), обжаловать некий нормативный или регуляторный акт, невыполнение или нарушение которого ставится в вину следствием…

 

Защитник подобными процессуальными возможностями в административном, хозяйственном и общегражданском процессах не обладает. Читаем внимательно все процессуальные кодексы, статью «представительство», которая звучит примерно одинаково «полномочия подтверждаются доверенностью, выданной в установленном порядке».

 

Далеко не единичны (если не характерны) случаи, когда истинной целью уголовного преследования было не обвинение подследственного/подсудимого в совершении преступления и назначение наказания, а именно «временное» лишение подследственного правореализующих свойств, возможно, в несколько этапов – сначала путем обыска изымались документы и существующие доверенности, потом – задержание и «маринование» в СИЗО при недопуске нотариуса и хранении загадочного молчания с отписками «следствие считает невозможным и нецелесообразным согласовать удостоверение подследственным доверенности на право представительства интересов в деле о разводе подследственного со своей супругой».

 

Иными словами, созданная Кабмином практика «согласования доверенностей» распространила практику «взятия заложников» (что по всем канонам и понятиям во все времена было высшим проявлением гнусности, подлости и низости).

 

Впрочем, 12 февраля 2013 года Окружной административный суд города Киева своим постановлением по делу 2а-16514/12/2670 прекратил порочную практику «заложничества», фактически признав ничтожную роль следователей в отношении согласования действий подследственных лиц в выдаче доверенностей, о чем спешу уведомить присутствующих:

 

 

Постановление находится в свободном публичном доступе в Едином реестре судебных решений в сети Интернет.

 

Комментировать судебный акт (тем более – законный, последовательный, разумный, мотивированный) – занятие нецелесообразное. Его, прежде всего, нужно неукоснительно исполнить, прекратив всяческие спекуляции и домыслы участников заговора о «заложничестве» (одним из которых были должностные лица Кабинета Министров Украины), обеспечив информирование как можно более широких кругов общественности о сложившейся ситуации.

 

Можно с уверенностью утверждать, что поскольку административный суд лишил возможности следственные органы произвольно ограничивать подследственных в реализации процессуальных действий по выдаче доверенностей – смысл «заложничества» прекратился, что, в свою очередь, повлечет бессмысленность и неприменимость такой меры воздействия, как арест на момент следствия.

 

Вопрос более чем риторический: зачем следователям держать человека в СИЗО по нескольку месяцев кряду, выполняя «заказ» бизнес-конкурентов на период пока они не «раздерибанят» активы подследственного, если на второй-третий день в дело вступит целая армия представителей подследственного с полновесными доверенностями, удостоверенными начальником СИЗО и участие которых в процессах сделает невозможным любое «быстрое» рейдерство искусственно бесхозных активов?

 

Ситуация имеет и иные перспективы на ее продолжение и развитие. Можно сопоставить количество заключенных, которые были лишены права на судебную защиту «благодаря» исканиям Кабинета Министров Украины через отказ в выдаче доверенностей.

 

Теперь же открылись широчайшие перспективы у всех заключенных как потребовать выдачи доверенностей, так и требовать восстановления многих пропущенных сроков (поскольку наличествует прямая причинно-следственная связь между пропущенными сроками и временным лишением правосубъектности).

 

Далеко не одно административное/гражданское/хозяйственное дело получило шанс на пересмотр высшими инстанциями.

 

Посему, еще раз настоятельно рекомендую использовать полученную информацию в правоприменительной практике, в дальнейшем пожелав соотечественникам поменьше подобных «происков» со стороны жаждущих излишнего творчества чиновников Кабинета Министров Украины, откровенно подыгрывающим преступному сообществу проходимцев-следователей.

 

Алексей Святогор, адвокат,

представитель истца по делу