10. Лжесвидетели

Поділитися:

Игорь Знаменский, “Моя исповедь” (книга)

 


 

Начало здесь:

 

Предисловие

1. Об убийствах вообще и о конкретных убийствах

2. Об убийстве моего отца

3. О том, как я понял, кто убийца моего отца

4. О том, как я пришел к решению рассчитаться с убийцей

5. О том, как я рассчитался с убийцей моего отца

6. Арест

7. Тюрьма

8. О тех, кто остался на свободе

9. Свидетели защиты

 


 

Но не зря же говорят, что все познается в сравнении. И в сравнении с тем, о чем я сейчас буду говорить, все вышесказанное – это новости со знаком «плюс». А главной новостью со знаком «минус» стало появление лжесвидетелей, разумеется, из числа тех, кого «директор театра» называл «нашими людьми».

 

Надо сказать, я давно уже знал, что «директор театра» посвятил время своего пребывания на этой должности подбору кадров. И, естественно, кадры он заботливо и методично подбирал под себя и под стать себе, колосок к колоску: в профессиональном смысле – это люди, как правило, далекие от мира театра кукол; в человеческом смысле – циничные, готовые пойти на все ради своей выгоды. Вот они-то и были все это время единственной опорой новоявленного «хозяина» театра. Они-то своим базарным хамством и заглушили слова нормальных людей на том втором собрании, на котором потрясенный отец понял, что его предали.

 

И вот теперь мне пришлось лично столкнуться со всеми теми, с кем в последние месяцы своей жизни пришлось столкнуться моему отцу… Я, по сути, принял эстафету у своего убитого их главарем отца. «Наши люди» в привычном для себя лживом, клеветническом стиле обвинили меня в том, что якобы я то ли кому-то из них, то ли всем вместе взятым угрожал.

 

Причем когда! На похоронах отца! До них ли мне было?! Даже много позже, когда я уже знал, кто конкретный виновник этих похорон, я не винил никого, кроме главаря этой компании «наших людей», т.к. без него компания эта не то что ничего из себя не представляла, а даже вообще не смогла бы существовать… И даже возникнуть.

 

Итак, «прикормленные» нагло лжесвидетельствовали против меня перед следователем. Но делали это исключительно в устной форме – не под запись. Поэтому, когда следователь сказал об этом на суде, обосновывая мою меру пресечения в виде содержания под стражей, судья, выслушав эти «аргументы» со ссылкой на устные показания, сказал: «Что вы там курите в своем Днепровском РОВД?! Это ж суд, а не детский сад! А если вам на остановке кто-то скажет, что он ему угрожал, вы тоже это принесете в суд? Нужны письменные показания с датой, подписью – именем, отчеством, фамилией». Разумеется, судья проигнорировал эту филькину грамоту, существующую к тому же в форме устных сказаний этого племени лжецов.

 

Но ложь, клевета «прикормленных» на этом не закончились. Следующим номером программы стали уже лжесвидетельства против моей мамы. Так, главный бухгалтер –  правая рука виновника смерти моего отца заявила (уже в письменной форме) следователю, что мама якобы угрожала ей. Мол, сама она этого не слышала, но ей это передали.

 

Надо вообще знать мою маму.

 

Она всегда была настолько добрым и, увы, беззащитным человеком, что даже в эти тяжелейшие для нее дни максимум, что она мне смогла сказать об убийце моего отца: «Жизнь его накажет». Чем же могла угрожать этому лживому бухгалтеру 75-ти летняя и уже не очень здоровая женщина? А эта ссылка: сама не слышала, но ей передали… Кстати, после всех судов, та, на кого ссылалась главбух, звонила маме и клялась, что ничего такого она не говорила, что она не знала, что на нее ссылаются… ну и т. д.

 

Но если прорывает канализацию, то убирать прорвавшиеся нечистоты приходится очень долго. Вот так и мне сейчас – приходится очень долго комментировать всю ту ложь, которая исходит от «прикормленных».

 

Когда арендатор части театрального помещения сказал, что будет свидетельствовать не в пользу «директора театра», на него обрушился целый шквал ненависти. «Прикормленные» кричали, что их хозяин был прекрасным директором, а мой отец, имея 4-х классное образование, хотел руководить театром, и что умер он от старости…

 

Не удивлюсь, если это именно кто-то из них написал в Интернете, что отцу было 78 лет.

 

Отвечу на всю эту ложь, что называется, по пунктам.

 

Во-первых, отцу было не 78 лет, а 69.

 

Во-вторых, умер он не от старости – от сильнейшего нервного стресса у него остановилось сердце. Как уже говорилось, нервный стресс был вызван незаконным и бесчеловечным поступком «директора театра».

 

В третьих, что касается 4-х классного образования… Аттестат зрелости, хранящийся у нас дома, свидетельствует о том, что он закончил полный курс школы, т.е. 10 классов.

 

А то, что он с 11-ти лет был в театральном кружке и в 19 лет как молодой талантливый артист был принят на ведущие роли в Донецкий театр кукол, говорит лишь о том, что уже тогда он умел и знал гораздо больше, чем выпускники ВУЗов. Именно поэтому ему никогда и нигде не приходилось «устраиваться» на работу: с 19-ти лет всегда приглашали его – в Донецк, в Харьков, в Киев. И зная его, как самого себя, с самого детства и всю жизнь, я могу сказать, что отец был образованным, очень эрудированным человеком, обладавшим к тому же прекрасной памятью.

 

И, наконец, в-четвертых – вопреки лживым утверждениям «прикормленных» мой отец никогда не стремился руководить театром. Когда ушел из театра предыдущий его директор, то тогдашний начальник Управления культуры Александр Быструшкин предлагал моему отцу пост директора театра, но отец отказался.

 

Он никогда не стремился к власти, а просто хотел выполнять ту работу, которую он очень хорошо знал и умел.

 

После того знаменитого собрания отец – в знак протеста против незаконных и бесчеловечных действий «директора театра» – отказался еще и от должности организатора зрителя, т. е. по сути отказался зарабатывать деньги для театра. В ответ отец услышал возмущенные слова главбуха: «Вы ставите театр на колени!». А еще слова одной актрисы, примкнувшей к «нашим людям»: «Вы предали театр!».

 

Т.е. незаконно уволить и тем самым унизить отца – это можно, а его ответ на это – задел за живое. Разумеется, отец доходчиво объяснил и главбуху, и этой актрисе, кто в действительности поставил театр на колени и, соответственно, кто предал театр.

 

Возвращаясь к той актрисе, которая обвинила моего отца в предательстве театральных интересов, стоит заметить, что в свое время мой отец помог ей, когда у нее возникли проблемы при устройстве на работу в наш театр… Но о какой благодарности может идти речь, когда твое благополучие зависит от того, кто на данный момент тебе кажется сильнее. И это при том, что фамилия этой актрисы была среди тех, кто поставил свою подпись с требованием творческой части театра уволить «директора». Видимо ей казалось тогда, что сила не на его стороне, а затем она переметнулась.

 

Среди всей творческой части было только 2 таких человека. «В семье не без урода», – гласит народная мудрость. Сейчас я расскажу о втором таком, и разговор на эту тему будет окончен.

 

В самом начале нового театрального сезона в театре, как всегда, состоялось собрание творческого коллектива. Когда речь зашла об очередной несправедливости в стенах театра, отец сказал пострадавшему: «Я буду защищать вас даже не будучи заместителем директора».

 

На что этот самый второй из народной мудрости, артист, упоминанием фамилии которого я не хочу осквернять бумагу, на которой пишу, сказал моему отцу следующее: «Вы только умереть должны, или вас должен хватить паралич, чтобы вы ушли из этого театра». Ни один нормальный человек не мог представить, как вообще можно было сказать такое. Особенно, если учитывать, кому были сказаны эти слова.

 

Все напоминало классический случай: шакал, тявкающий на раненого льва. Пока лев не был ранен, этот шакал мог говорить подобные слова исключительно за спиной. Что он и делал… Но об этом позже. А в этот день мой отец никак не ответил на эти шакальи, хамские слова, не желая опускаться на уровень этого шакала. Ну и тут, конечно, ситуация требует рассказать об этом персонаже поподробней.

 

Приехав в Киев, персонаж попытался быть актером Театра драмы и комедии, но был «не понят» главным режиссером и, прекрасно сознавая, что и в другом, и в третьем, и в десятом драмтеатре его ждет та же участь, 40-летний к тому времени Саша решил пойти по пути, как ему казалось, наименьшего сопротивления – решил податься в театр кукол.

 

Прекрасно помню его первые шаги в театре кукол. Я застал те времена, когда он говорил, что ему стоит еще многому научиться у корифеев нашего театра: у главного режиссера Сергея Ивановича Ефремова, у артистов – Элеоноры Николаевны Смирновой и моего отца. Здесь необходимо заметить, что о Театре драмы и комедии, о вышеупомянутом уважении к корифеям он говорил мне лично.

 

Ну, а дальше – то ли он довольно быстро решил, что уже всему научился, то ли его тогда уже 50-ти летний возраст все настойчивее требовал самоутверждения, то ли он лицемерил с самого начала, говоря о своем уважении к корифеям, рассчитывая, что я доведу эти слова до выгодного ему на том этапе адресата… В любом случае, через некоторое время я случайно услышал совсем другие слова о моем отце… Никаких конкретных обвинений не было, но чувствовалась сквозящая из всех щелей неприязнь к человеку, о котором он говорит.

 

Дальше – больше. Он не знал, что откровенничает в присутствии девушки, с которой я знаком, и поэтому, не стесняясь, говорил о том, что он буквально спит и видит, когда создатель театра Ефремов и мой отец, наконец, уйдут из театра. Как будто от их ухода или неухода как-то зависела его несостоятельность как артиста и режиссера. Однажды этот персонаж упросил моего отца организовать показ его спектакля в одной из школ. Результатом было возмущение учителей: «Что вы вообще нам привезли?». Такую оценку организованного им спектакля отец слышал впервые в жизни и, разумеется, больше никогда и никому его не предлагал.

 

И также, разумеется, что виновным в этом провале данный персонаж счел не себя и свою творческую несостоятельность, а исключительно моего отца.

 

Но и это еще не все… Кроме всего прочего этот человек оказался еще и тем, кого в народе называют «кидалой». Так, он договорился с хорошо знакомой мне художницей о конкретной сумме денег, которую он должен был заплатить ей за работы по оформлению декораций к его спектаклю. Она эту работу сделала… Он был доволен ее работой до последнего дня. Когда же наступило время рассчитаться, он вдруг заявил, что его не устраивает качество, и в два раза уменьшил обещанную ей за работу сумму. Гордая девушка не стала унижаться до выяснения отношений и ушла, отказавшись вообще от каких-либо денег. Похоже, он только этого и ждал. К сожалению, я узнал обо всем этом только через полгода.

 

Вот такие штрихи к портрету осмелевшего шакала, тявкавшего на смертельно раненого льва.

 

Эти вышеупомянутые два человека в творческой части театра оказались ложкой дегтя в бочке меда. И разговор об «уродах» на этом закончен.

 


 

Следующие главы:

 

11. В ожидании суда

 

12. Суд

 

13. Последнее слово