Олександр Ретівов
Latest posts by Олександр Ретівов (see all)
Почитал тут немного воспоминания земляков об августе 2014-го… Кто-то уже собрал вещи, чтобы покинуть свой дом (как оказалось, навсегда), а кто-то обустраивался уже на новом месте в качестве переселенца (тоже как будто временно).
И у меня в этот день, как ни странно, тоже было своего рода “новоселье”. Перекинули меня из “холодильника” в общую камеру №3 подвала Луганской ОГА. Сама камера нумерации не имела, и понимали ее значение только конвойные подвала. Но в камере были люди, и это было главным для меня после тяжелого пребывания в одиночке и общения только с сепарами раз в сутки, когда они открывали двери и, пиная, выяснили, не сдох ли я.
Такое “послабление” условий содержания вызвало у меня целую бурю эмоций. Человеческое общение, хотя оно и было для меня крайне затрудненным (в результате побоев были повреждены секторы мозга, отвечающие за связную речь), но я хотя бы мог слушать, да и кое что сказать, а что не мог – собеседники догадывались как-то. Были там Игорь Бутенко, Олег из Алчевска по прозвищу “Рэмбо” из-за повязки на голове в стиле известного киногероя. Были и другие, кого в эти же дни забрали в захваченную прокуратуру и которых мы больше не видели. Однако к нам все время добавлялись новые задержанные, так что скучно никогда не бывало.
Был там и отец Валентин Серовецкий (царствие ему небесное), капеллан автокефальной церкви КП.
Много молитв обо мне им было прочитано и, очевидно, они были услышаны. Человек необычный, вера которого заряжала всех нас. Жаль, что его с нами больше нет.
Помню, как мы начертили календарь и отмечали в нем дни, каждый надеясь на то, что скоро его отпустят. Кто-то из другой камеры на вечернем выводе за похлебкой сказал, что если ничего серьезного не вменяют (а я обвинялся в том, что я “укроп” без какой-то конкретной вины), то таких отпускают через неделю, максимум – через две. Считал я дни, признаюсь, считал первые две недели.
Каждую ночь около трех часов камера открывалась, а мы все должны были выйти в коридор и встать вдоль стены.
Каждый называл свои имя и фамилию, а также обвинение в том формате, как это было записано в журнале. Я был “укроп”, отец Валентин – “правосек”, Бутенко – “дезертир”, ну и так далее. Ошибаться в обвинении было нельзя, точнее можно, но больно… Как правило, одному из нас непременно не везло, и его, как в фильме про Штирлица “просили остаться”. Не раз такое “счастье” выпадало и мне. Били больно и не аккуратно, их совсем не волновал наш внешний вид, так что можно было себе ни в чем не отказывать…
Тем не менее, вернувшись в камеру, я старательно зачеркивал крестиком еще один прожитый день.
Въелась в память и немая сцена, когда после одной из таких проверок мы с отцом Валентином разорвали мешок и перевязывали друг другу переломанные ребра, чтобы те хоть как-то срастались.
Помню, как львовский журналист Юрий Лелявский, каким-то дивом получивший благодать быть выгнанным на работы, через дырку от варварски выломанного внутреннего замка нашей двери совал мне в камеру табак и спички, а Гайдэ Ризаева, которую вместе с остальными вывозили на работы за пределы ОГА, рискуя “отхватить” от конвоиров, на вечернем (точнее, ночном, не ранее 22:00) единственном выводе за едой передавала нам небольшие вкусности, чему мы с отцом Валентином радовались, как дети.
Сам-то я отошел от “теплого приема” куда позднее, и на работы вывозить меня стали лишь во второй половине августа. Тогда уже мне удавалось притянуть в камеру то бутылку газировки с разгрузки, то какое-то печенье с установки оргтехники в комендатуре, словом, любую мелочь, способную хоть как-то порадовать сокамерников.
Холодный август 2014-го, похоже, навсегда изменил меня и заставил принципиально иначе смотреть на жизнь. Вряд ли поймут это те, кто лично не прошел такого. Но, знаете, такие испытания сбивают спесь, как лишний и ненужный блеск. После остается только поистине важное – сама сердцевина. Мы все там были в одинаковом положении, старались хоть как-то поддержать друг друга, чем можем – помогали.
Вы никогда не узнаете, что представляет из себя человек, если оцениваете его по повадкам в киевском кабаке, или как он сбивает пепел из окна своего “Шевроле”. Вы никогда не сможете сказать, что поистине знаете кого-то, если не побывали с ним в такой ситуации. Говорят, что друзья познаются в беде, но это касается лишь тех, кто был вам другом до беды. А как назвать тех, кого до беды вы не знали, но кто повел себя как настоящий друг? Как видите, август у каждого свой…
Читайте также:
Мгновения, ради которых стоит жить
«Русская весна» в Станице Луганской. Часть 1
«Русская весна» в Станице Луганской. Часть 2
«Русская весна» в Станице Луганской. Часть 3
“Русская весна” в Станице Луганской. Часть 4