Игорь Знаменский, “Моя исповедь” (книга)
Начало здесь:
1. Об убийствах вообще и о конкретных убийствах
3. О том, как я понял, кто убийца моего отца
4. О том, как я пришел к решению рассчитаться с убийцей
5. О том, как я рассчитался с убийцей моего отца
8. О тех, кто остался на свободе
О чем может думать человек в ожидании суда над ним? По логике – прежде всего о том, каким будет приговор… Думает, разумеется, не только о себе, но и о своих близких. Дождутся ли?
Если речь идет о родителях, то ожидающий приговора человек, прежде всего, боится, что они просто не доживут до его выхода на свободу… Если речь идет о жене или девушке – боится, что его просто бросят. Но если жена или девушка у тебя потом может быть и другая, то других родителей у тебя не будет никогда. Поэтому если человеку по-настоящему дороги родители – как только и должно быть – то, прежде всего, он переживает за них. Особенно, если они уже в возрасте, имеют проблемы со здоровьем, и, если кроме этого человека, сидящего в данный момент в тюрьме, им некому больше помочь.
Лично я думал о том, что моей маме уже 75 лет, она уже не очень здоровый человек, и что после убийства отца и моего ареста она осталась одна. Кто-то скажет: «Раньше думать надо было». Раньше все заглушила внезапная смерть отца и необходимость рассчитаться с виновником этой смерти… Конечно, и мой племянник, и моя девушка при необходимости, надеюсь, помогут ей, но у каждого из них своя семья и потому рассчитывать на их помощь мама может лишь в какой-то мере.
Но, как бы там ни было, всегда, когда в моей жизни возникала какая – нибудь серьезная проблема, я старался, отрешившись от эмоций, понять, как я могу ее решить. Не ужасаться, не впадать в депрессию, а делать все, что в моих силах для ее решения. «Глаза боятся – руки делают», – очередная народная мудрость. В данной ситуации я понимал, что от меня зависят только две вещи: мое убедительное выступление на суде и приглашение свидетелей, которые сказали бы всю правду о «потерпевшем», т. е. об убийце моего отца, и не дали бы опорочить память моего отца. Впрочем, даже если те люди, которые знали отца и меня, просто пришли бы на суд и продемонстрировали суду, на чьей они стороне, – я был бы благодарен им и за это.
Но свидетели мне были необходимы. Я не работал в театре последние 7 лет, поэтому мог не знать некоторых вещей, которые знали они – о «директоре театра» и его «прикормленных». А с количественной точки зрения свидетели мне были необходимы, чтобы все то, что буду говорить я, не выглядело лишь как мое личное мнение, а было бы поддержано большей и лучшей частью коллектива – режиссерами, артистами, несколькими уцелевшими представителями технической части, которые работают в театре десятилетиями. Все эти свидетели много лет знали меня и могли бы помешать попыткам противной стороны (меня лично даже не знавшей) выставить меня каким-то неадекватным зверем. Именно по этой причине я сделал все, чтобы свидетелей было как можно больше, дав и адвокату, и маме целый список желательных свидетелей и попросив им позвонить.
Моей гордой маме было очень тяжело кого-то тревожить, кого-то просить, ибо она считала, что ради памяти отца те люди, которым он так много помогал при жизни, должны были бы сами позвонить и предложить помощь. Но, скрепя сердце, она звонила почти всем тем, которые были в моем списке. И почти все отозвались – не испугались. Здесь я сделал все, что мог.
Но, что меня тревожило больше всего – я себе не мог представить, как я буду общаться на суде с родными виновника смерти моего отца, т. е. с теми, чьего мужа и отца – пусть и в ответ на убийство моего отца, но я все таки тоже убил… Когда я попытался посмотреть на себя глазами родных убитого, то сказать, что мне стало страшно – это ничего не сказать. Причем – меня пугало само их восприятие меня. Ничего и близко подобного никогда не было в моей жизни.
Мне не хватало воображения, чтобы представить и уместить в своем сознании то, как они будут на меня смотреть… Я имею ввиду даже не так их глаза – нет – я имею ввиду, как их вся человеческая сущность будет смотреть на меня, воспринимать меня. Повторюсь – до сих пор у меня не то, что врагов, но и тех, кто более – менее серьезно конфликтовал бы со мной, не было. А тут- такое … Я знал, как я буду говорить и с прокурором, и с судьей, и со свидетелями обвинения, даже – со лжесвидетелями, но я и близко не представлял себе, как я буду говорить с родными убитого.
Каким бы ни был «потерпевший», но они-то были его родными… Я был готов ко всему: к истерическим крикам, к проклятиям, ругани… Я не хотел, чтобы это все видели мои мама и девушка, и поэтому уговаривал их не приходить на суд.
Но, во-первых, маму вызвали на суд как свидетеля, и она обязана была быть в зале суда.
Во- вторых, девушка сказала, что ее долг тоже быть в зале суда (в этом нежном и хрупком существе всегда была такая бесконечная внутренняя сила, что, зная ее, я понял – отговорить ее нет шансов).
Что ж – все, что я мог, я сделал: и для того, чтобы в зале суда было как можно больше свидетелей, и для того, чтобы мама с девушкой, наоборот – не появились в этом зале.
А дальше мне остается ждать лишь неизбежного… Ждать начала суда.
Следующие главы: