Предисловие

Поділитися:

Игорь Знаменский, “Моя исповедь” (книга)

 


 

Киев, 10 апреля 2015 года. Ближе к вечеру в целом ряде СМИ, включая Интернет, в разделе криминальной хроники столицы Украины прошла незамеченная одними и потрясшая других информация:

 

«На улице Луначарского, напротив Левобережного почтамта в двух минутах ходьбы от станции метро «Левобережная», прямо средь бела дня при огромном количестве свидетелей и практически на глазах у патрульной милиции произошло жестокое убийство…».

 

Информация об этом убийстве была более чем противоречивая. По одним данным, убийцей был директор театра… А по другим, наоборот, – именно он и был убит…

 

И только наиболее продвинутые пользователи Интернета нашли в YouTube интервью, взятое журналистами у самого убийцы непосредственно с места событий, где убийца четко и ясно объяснил, кем является убитый и за что он был убит.

 

 

Все же остальные пользователи СМИ, которые обратили внимание на это событие, находились под крайне гнетущим впечатлением от него, поскольку даже в наше неспокойное время убийства в Киеве происходят не так часто (тем более, средь бела дня, словно убийца и не собирался ни от кого таиться, в том числе и от правоохранительных органов). Не удивительно, что недостаток информации породил целый ряд досужих домыслов и слухов, которые становились тем страшнее, чем дальше от места событий и от более – менее адекватных СМИ находились собеседники…

 

Для того, чтобы наглядно показать разницу между восприятием всего случившегося несведущим человеком и человеком, знающим реальную ситуацию, необходим примерный диалог этих двух собеседников, назвав их условно Собеседник 1 и Собеседник 2. Причем, если диалог будет примерным, а собеседники условными, то все события, о которых будет идти речь – абсолютно реальны.

 

Собеседник 1 (обычный человек, судящий о происшедшем по недостоверным слухам): «Вы слышали, что творится в Киеве? Сегодня убили человека при множестве свидетелей, практически на глазах у милиции… Убили то ли топором, то ли ножом, то ли и тем и другим одновременно. Хорошо, что убийцу сразу задержали прямо на месте преступления. Наверняка какой-то сумасшедший… Выпустили из психушки… И вот результат… Или из АТО вернулся – там, наверняка, у него крыша и поехала».

 

Собеседник 2 (тоже обычный человек, но который знает реальную ситуацию): «Убийца никогда не был в психушке. И никаких проблем у него с психикой никогда не было. В АТО он тоже никогда не был».

 

Собеседник 1: «Ну, значит, тогда убийца – наркоман… У них же, как ломка начинается, так в поисках дозы они и бросаются на людей».

 

Собеседник 2: «Убийца не был наркоманом… Он даже обычных сигарет никогда не пробовал, и наркотики никогда не употреблял».

 

Собеседник 1: «Ну, пьяный, значит… Глаза водкой залил – вот на подвиги и потянуло…».

 

Собеседник 2: «Прошу прощения, что перебиваю, но убийца и алкоголь не употреблял вообще».

 

Собеседник 1: «Ну, тогда, значит, еще хуже… Если не сумасшедший, не наркоман и не пьяница, а сделал такое в здравом уме и трезвой памяти, тогда он вообще не человек, а зверь… Агрессивный, злобный, жестокий… Наверняка у него это еще с детства проявлялось… И такое окружение у него было: и семья неблагополучная, и дружки – такие же звери и нелюди… Издевались, унижали, обижали – вот он такой и вырос.

 

Недаром психологи в один голос говорят, что таким с детства свою злобу, агрессию куда-то выплескивать надо, сначала на тех, кто не может оказать сопротивление – на игрушки, на животных… А затем и на людей».

 

Собеседник 2: «Со всем тем, что говорят психологи, можно было бы согласиться, но только не в этом случае, ибо эта ситуация не просто – иная, она – прямо противоположная.

 

Попробую ответить на все ваши догадки и предположения.

 

Если говорить о детстве убийцы, то вы не правы, считая, что над ним, или над кем-то в его окружении кто-то издевался, кого-то унижал, обижал и т. д.

 

У него было светлое, счастливое детство. Он вырос в атмосфере любви – был любим родителями, бабушкой, дедушкой, и в ответ любил их всех. Если что-то негативное и встречалось в его детстве, то за порогом дома. Что до его друзей, то все они были нормальными людьми. Ненормальных он просто сторонился, ибо его семья и те отношения, которые там только и были, были для него неизмеримо ближе и важнее, чем влияние «ненормальной» части улицы.

 

Идеальным ребенком он, конечно же, не был. Бывал и упрямым, и не в меру шумным, и непослушным, но никакой агрессии, злобы, жестокости у него никогда не было. Ни по отношению к игрушкам или животным, ни в отношении к людям. Да, представьте, он не ломал игрушки, разве что случайно.

 

А животных и птиц он жалел и спасал, если они попадали в беду: вечно, сколько себя помнит, ловил на своем окне голубей, чтобы распутать их от лесок, которыми их ноги были кем-то накрепко связаны. Когда же погиб кот, проживший в семье 10 лет, он так плакал, что на какое-то время даже стал заикаться. Нет, он не был жестоким. Скорее, слишком чувствительным к чужой беде.

 

Еще пример? Даже к таким, казалось бы, неодушевленным существам, как деревья, он относился как к существам живым. Когда под его окном сильный ветер сломал молодую акацию (видно, ее роскошная крона обладала слишком большой парусностью, и тонкий ствол не выдержал напора ветра), он уговорил маму вместе с ним «поставить все на место» и наложить шины (дощечки) на перелом. Кстати, случилось чудо: через короткое время акация зацвела (а на дворе был конец августа или начало сентября)».

 

Собеседник 1: «Если даже это все и так, то ведь есть люди, которые к вещам, животным и растениям относятся с сочувствием, но при этом не любят людей. По принципу: «Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак».

 

Собеседник 2: «Убийце было известно это высказывание, но он никогда бы не подписался под ним, ибо всегда знал, что люди – слишком разные, и нормальных – основное большинство. Нет, он не был жестоким к людям. Он не мог обидеть беззащитного. Любая беззащитность рождала желание – защитить.

 

Пример? Еще в первом классе, увидев, как один из его одноклассников, дергая девочку за волосы, довел ее до слез, он не мог не заступиться за нее. В итоге получивший несколько раз по физиономии одноклассник был вынужден выбираться из-под рухнувшей на него классной доски. Прибежавшие на шум и не успевшие разобраться в ситуации учителя назвали защитника девочки «сумасшедшим».

 

Второй раз он услышит это слово в свой адрес через десятки лет… В куда более грубой форме и при куда более трагических обстоятельствах.

 

Ну, а к своим подчиненным (студентам), которых за годы работы в разных вузах у него были тысячи, он всегда относился по-человечески, потому как с детства был научен своими близкими не говорить и не делать другим того, что ты не хотел бы, чтоб говорили, или делали тебе. Эту известную всем истину он усвоил очень хорошо.

 

Собеседник 1: «Я очень внимательно выслушал все, о чем вы только что говорили. Его отношения с живой и неживой природой мы опустим. Но вы сами говорили, что он опрокинул классную доску на своего одноклассника. Наверняка, при его жестких представлениях о добре и зле, с теми, кого он считал носителями зла, у него неизбежно возникали конфликты. Он был конфликтным человеком?».

 

Собеседник 2: «Тут речь идет не о том и тех, что и кого он считает злом и его носителями. Речь о том, что действительно является злом и о тех, кто действительно являются носителями этого зла. Он – адекватный человек, и потому без более чем веских оснований не назовет что-либо «злом» и кого-либо –  «носителями зла». Что же касается его конфликтности, то, наоборот – он всегда уходил от конфликтов, в буквальном смысле этого слова – разворачивался и уходил.

 

Исключением были крайние случаи, когда он вынужден был отстаивать справедливость. Еще с детского возраста его отец говорил ему: «Первым никогда никого не бей, но если первым ударили тебя, – ты мужчина – и должен дать сдачи». Вот именно в форме «дать сдачи» за себя или за другого, явно несправедливо обиженного, он лишь и мог конфликтовать. Справедливость отстаивал всегда, не взирая на высоту должности и статус оппонента. Но, общаясь с цивилизованными людьми, делал это тоже в цивилизованной форме.

 

Собеседник 1: «Если правда все, что Вы сейчас сказали, то, судя по той характеристике, которую вы сейчас дали убийце, он у Вас вообще получается идеальным человеком?.. Чем же Вы тогда объясните дикий, зверский поступок этого человека (если его вообще можно назвать таким словом)?».

 

Собеседник 2: «Во-первых, он – не идеальный, он – нормальный. Во-вторых, он совершил то, что совершил, ибо убитый им человек (вот уж о ком точно можно повторить ваши слова: «если его вообще можно назвать этим словом») – ибо убитый им человек убил его отца. Убил ни за что, ни про что… Вот почему он убил в ответ этого убийцу».

 

Собеседник 1: «Но ведь для этого есть суд! И только суд должен наказывать убийцу!».

 

Собеседник 2: «Должен!… Вот именно – должен! «Суд должен наказывать убийц», – золотые слова! Но что делать, если суд не наказывает?!».

 

Собеседник 1: «Как это не наказывает? Почему?».

 

Собеседник 2: «Потому что Уголовный кодекс содержит в себе, увы, не все преступления, которые происходят в реальной жизни (даже если речь идет о самых тяжких преступлениях – убийствах). В частности, такая разновидность убийства, как доведение до сердечного приступа со смертельным исходом  в уголовном кодексе не значится, а раз так, то и не наказывается.

 

Есть конкретное преступление – убийство, есть конкретный преступник – убийца, есть конкретная жертва – убитый, то есть все есть… Нет только одного: наказания. Юридического нет, но человеческое – есть. Просто понятие «юридическое» – более узкое, чем понятие «человеческое»… И если первое может не сработать и чего-то в себя не включить (как в данном случае), то второе – включает в себя все, и поэтому срабатывает всегда (опять- таки как в данном случае)».

 

Собеседник 1: «Если даже этого человека не наказал суд, то вершить над ним самосуд в любом случае не следовало… Его все равно рано или поздно наказала бы жизнь, судьба, Бог…».

 

Собеседник 2: «Убийца этого, как вы его образно назвали, «человека» не мог ждать, пока убийцу его отца наказала бы жизнь, судьба или Бог… Во-первых, потому что, к сожалению, в жизни очень часто мерзавцы оказываются безнаказанными. Во-вторых, «убийца» не привык прятаться за чужими спинами и ждать, когда Жизнь, Судьба или Бог накажут (если накажут!) убийцу его отца.

 

Он четко представил перспективы: свою неизбежную смерть от непрекращающейся физической боли в сердце, смерть своей матери, не перенесшей двух смертей подряд, а главное – безнаказанность потенциального убийцы всей его семьи, который будет злорадно­-торжествующим победителем ходить по земле, повторяя с ухмылкой свою любимую фразу: «Все мои враги в могиле!

 

В итоге – вместо недопущения ситуации с тремя могилами невиновных людей реальностью стала иная ситуация: только одна (а не три) могила невиновного человека, а так же могила того, кто этого невиновного человека убил. У вас еще есть ко мне вопросы?».

 

Собеседник 1: «Только один. Откуда вам в таких подробностях известно все то, что касается этого убийцы, который отомстил за убийство своего отца?

 

Вы – родственник, друг или знакомый этого убийцы?»

 

Собеседник 2: «Нет. Этот убийца – я сам».

 


 

Следующие главы:

1. Об убийствах вообще и о конкретных убийствах

2. Об убийстве моего отца

3. О том, как я понял, кто убийца моего отца

4. О том, как я пришел к решению рассчитаться с убийцей

5. О том, как я рассчитался с убийцей моего отца

6. Арест

7. Тюрьма

8. О тех, кто остался на свободе

9. Свидетели защиты

10. Лжесвидетели

11. В ожидании суда

12. Суд

13. Последнее слово